Это интеллектуальное явление, или мистериальный культ, если угодно, — дело необычайно увлекательное, веселое и несущее серьезные профессиональные преимущества тем, кто знает, как в эту игру правильно играть. Однако для читателей неакадемического склада «теория» недостаточно подчеркивает одну нравственную идею — ответственность. У вас может создаться впечатление, что можно сказать что угодно без каких-либо последствий, поскольку любые слова автоматически отрицают и опровергают свою же истинность. Когда «теория» была на пике, сама идея, что роман или пьеса должны более или менее правдиво отражать человеческую жизнь и учить нас, как правильно себя вести, показывая, что случилось с героями после того, как они сделали то-то и то-то, казалась до нелепости старомодной и оторванной от реальности. Многие явления, которые традиционные читатели и писатели принимали как должное, — например, то, что Джейн Остин называла «человеческой природой», — становились предметом насмешек, или их существование вовсе отрицалось.

К теории я вернусь чуть позже, потому что хочу сначала рассмотреть вторую культурную силу, действующую в поле нравственных ориентиров. Она значительно отличается от первой. Ее можно было бы назвать теократическим абсолютизмом. Я уже писал о ней раньше, но думаю, она заслуживает новой формулировки. Теократический абсолютизм старше теоретического подхода, и действие его куда более смертоносно. Но для начала нужно объяснить, что я подразумеваю под «теократическим», потому что совершенно не обязательно верить в Бога, чтобы иметь у себя в стране теократию. Некоторые теократии носят сугубо атеистический характер. А подразумеваю я систему, обладающую следующими характеристиками:

У такой системы немало других характеристик, иллюстрации которым можно найти как в религиозных, так и в атеистических формах тоталитаризма:

И так далее, ad nauseam[88]. Если рассматривать особенности поведения этих культур на практике, можно заметить поразительное сходство между Испанией Филиппа II, Ираном аятоллы Хомейни и Советским Союзом при Сталине. Наблюдаются параллели и с США при Маккарти, и даже некоторое сходство с нынешними временами.

Итак, говоря о теократии в нашем сегодняшнем контексте, я веду речь не только о тех государствах, где власть основывается на существовании сверхъестественного создателя. Я подразумеваю склонность человеческих существ присваивать власть во имя чего-то такого, что не подлежит ни вопросам, ни сомнениям, и оправдывать свои действия абсолютными категориями: абсолютной истиной, абсолютным добром, злом, ненавистью и т. д. Кто не с нами, тот против нас.

Вспоминая, с чего мы начали — с того, что истории могут служить инструментом нравственного образования, давайте теперь вкратце рассмотрим, как теократии относятся к литературе: как в них читают романы, пьесы, стихи.

Во-первых, люди с таким складом ума обычно очень невысокого мнения о литературе. Они полагают, что у нее только одно предназначение — идеологическое, и о ее ценности можно судить по тому, насколько хорошо она ему соответствует. Есть очень хорошее описание того, как работает такой разум, в автобиографическом романе «Чтение „Лолиты“ в Тегеране», профессора литературы Азар Нафиси. Она пишет о том, как тяжело стало преподавать ту литературу, которую она больше всего хотела преподавать, — тонкую, сложную, двойственную, — в атмосфере Ирана после революции Хомейни.

Иными словами, у мусульманских активистов был свой взгляд на художественную литературу, но был он и у их противников — представителей левого крыла. В отличие от властей левые чувствовали (и здесь я снова цитирую Азар Нафиси), что

Теократический склад ума всегда ограничивает, умаляет — независимо от того, правит он в обществе или нет. Другой — и весьма знаменитый — пример поведения атеистической теократии — критика поэзии Анны Ахматовой Центральным Комитетом Всесоюзной коммунистической партии большевиков в 1946 году: